День смерти Сталина — одно из самых ранних воспоминаний моего детства. Родители, разбудив меня утром, в слезах сказали: «Сталин умер! Что же теперь будет? Ленин умер, теперь — Сталин, с кем же мы останемся?». Я не понимал их горя, как и слёз других людей. Для меня тогда Сталин был «чужой» — раз не член нашей семьи, не родственник — значит, чужой. «Нет, Сталин наш! — убеждала меня старшая сестра, которую в детском саду и в школе воспитывали в духе песенки:
«Я маленькая девочка, играю и пою.
Я Сталина не видела, но я его люблю!».
Но, становясь старше, я воспринял от родителей, если не любовь к Сталину, то весьма положительное к нему отношение. Мать, как ветеран войны, связывала наши победы с его именем, отец тоже вину за все наши беды — личные и народные — не возлагал на вождя. Пережив страшные голодоморы, подорвавшие его здоровье настолько, что его не взяли на фронт, будучи исключён из комсомола за то, что отказался переквалифицироваться из учителей математики в землемеры, он верил, что виноват в этом кто угодно, но не Сталин. Мой двоюродный брат Валентин, 15-летним парнишкой попавший в фашистский плен, прошёл через пять гитлеровских концлагерей и освобождён был из лагеря смерти Дахау. По возвращении на родину он отбыл ещё 10 лет в Гулаге «за связь с американцами» в нацистских лагерях. Вину за это, как и за репресси против других наших родственников, в моей семье возлагали на Берию после его «разоблачения», на других внутренних врагов.
Только после ХХ съезда КПСС у нас в семье постепенно стало формироваться более критическое отношение к Сталину. И то мы считали, что Хрущёв перегнул с разоблачением культа личности, особенно на XXII съезде. Поэтому изменение отношения к Сталину в положительную сторону в годы правления Брежнева я воспринимал как восстановление исторической справедливости.
И как же трудно давалось мне, уже в годы перестройки, переосмысление того, что становилось известно из предаваемых гласности документов, свидетельств жертв сталинского террора, других источников! Даже книгу Солженицына «Один день Ивана Денисовича» сначала воспринял как рецидив хрущёвской эпохи.
Тем не менее, десталинизация произошла в моём сознании. К 110-й годовщине со дня рождения Сталина я вывесил в своём институте плакат, призывающий переоценке его роли в жизни страны. И со второй половины 80-х годов, когда я, благодаря демократизации, обрёл свободу мысли, которую безуспешно пытался найти или выработать в себе в годы застоя, и по сегодняшний день, я — решительный противник сталинизма.
Но это не значит, что всё абсолютно, связанное с личностью и делами Сталина, расцениваю сугубо отрицательно: исключительно негативной личностью такого ранга для меня является, только, пожалуй, Гитлер. Не согласен с трактовкой миссии вождя советской страны, представленной несколько лет назад в ТВ сериале «Сталин Live», где он изображён человеком, с юности мечтавший стать Антихристом. Рискую вызвать неприятие моей точки зрения как со стороны сталинистов, так и со стороны их идейных противников, к которым себя отношу, но выскажу предположение о той исторической миссии, которую выполнила наша страна во главе со Сталиным.
Не претендуя на разгадку промысла божьего, буду говорить о том, что в истории произошло, а не о том, что нам было ниспослано свыше. Главный результат советской эпохи я вижу в том, что наша тоталитарная империя, закрывшаяся железным занавесом от слияния с западной цивилизацией, заложила предпосылки к созреванию исторической альтернативы как нацизму и фашизму, так и обречённому на вырождение и упадок либерализму.
Кто, скажите, мог одержать победу над абсолютным злом, воплотившимся в гитлеризме? Либерально-консервативный Запад сдался Гитлеру, вступив в Мюнхенский сговор и сделав тем самым вторую мировую войну неизбежной. Но сегодня ЕС и США возлагают равную ответственность за это на Германию и СССР, «забывая» о том, что наша страна предлагала Западу создать единый антифашистский фронт, но эта инициатива была отвергнута: Чемберлен и иже с ним предпочли примирение с нацистской Германией перед союзом с большевистской Россией.
Победить ужасного дракона мог только ещё более сильный дракон, а не громадный, но травоядный, динозавр. Более сильный, но не такой, который представляет собой угрозу всему живому. Зато теперь нам предстоит убить этого дракона в себе.
Об этом я, после выхода на экраны фильма Марка Захарова «Убить дракона» по пьесе Шварца написал в статью в «Правду» и отослал её в редакцию из своего родного города на Украине. Но вместо ответа последовал визит чекиста в штатском для выяснения моей личности и целей пребывания в городе. Дракон был ещё силён, и я как-нибудь расскажу о других встречах с офицерами КГБ уже в Москве. Драконов ХХ века и сегодня пытаются реанимировать неонацисты, неофашисты, сталинисты и другие «вечно вчерашние».
Альтернативой фашизму и нацизму не может быть ни коммунистический строй, ни либерализм, всё более вырождающийся в новый тоталитарный строй. Если тоталитаризм ХХ века был порождением индустриальной цивилизации, то современный его вариант рождается из постиндустриальной, информационной цивилизации. Обоснование этого тезиса требует обращения к теоретическим исследованиям и разработкам, а в этом посте ограничусь лишь декларативным заявлением.
Что же может быть альтернативой всем этим видам тоталитаризма? Поставлю здесь знак вопроса, поскольку речь идёт о том, что существует, может быть, пока только лишь виртуально, а теоретическими изысками нужно заниматься в другом месте. Не возращаясь к славянофильству и евразийству, нам нужно искать пути, исключающие вариант догоняющей модернизации. Она обрекает нас на вечное отставание и подчинение Западу.
Верю, однако, что в нашей истории и сегодняшней реальности заложены предпосылки пути, предовращающие как попытки реанимировать советский строй или возродить нацизм, так и превращение в придаток стран «золотого миллиарда».
vlad_falco
Источник: liveinternet.ru
