«Вы что, с ума сошли?» – так в среду, 4 февраля, президент Путин обрушился на правительство. Он говорил о пригородных поездах, которые железная дорога отменила в нескольких регионах страны, сократив одновременно сотрудников. Теперь, наверное, уволенных кассиров вернут на работу, а электрички опять помчатся, как миленькие. Улучшит ли это жизнь российской глубинки? «Фонтанка» выясняла это на железнодорожной станции Дно в Псковской области, где электрички не ходят пятый день.
Можно было ехать в любой из населённых пунктов, где теперь не ходят электрички. И город Дно в 113 километрах от Пскова похож на многие другие райцентры в российской глубинке. Хотя не такая уж это и глубинка в XXI веке – всего три сотни километров от второй столицы страны.
В лучшие для Дно дни (местные жители просят не склонять это название) только городское население, не считая окрестных деревень, составляло 14 тысяч человек. Сегодня – около 8 тысяч. Из них, по статистике, 1 процент проживает в деревнях. Дно – крупный железнодорожный узел, здесь сходятся несколько веток: на Петербург и Мурманск, на Москву, на Смоленск и дальше на юг. Когда-то в таких местах пересечения торговых путей разрастались и процветали города.
И вот по всем этим веткам с 1 февраля было отменено пригородное движение. В Москву, в Петербург, даже в Ригу и Минск доехать можно. В соседние Порхов, Великие Луки, Псков – нет. Не говоря уж о деревнях.
Дновцы, как себя называют жители города, побрели к автобусной станции. Областное начальство заверило их, что вместо электричек уже пущены автобусы, которые обеспечат 100-процентное транспортное покрытие всей области. Действительно, запустили маршрутки. Маленькие и без льгот, билеты по 18 рублей, ходят, по наблюдениям пассажиров, один-два раза в сутки. Но люди не ропщут. Только написали письма Путину: ведь он узнает – и, как пить дать, поможет. Теперь стоят на автобусной остановке, ждут. То ли автобуса, то ли ещё чего.
За 15 километров до Дно
Чтобы попасть в Дно, надо на полпути к Пскову свернуть с трассы. Из оставшихся ста с лишним километров две трети лежат среди лесов и бескрайних полей с зимующим борщевиком. Километров сто – ни одного населённого пункта. Пропустить между колёс все ямы в остатках асфальта не удаётся.
В 15 километрах от Дно, в деревне Большое Тресно, на автобусной остановке стояли старик и старуха с маленькой девочкой. Когда я с ними заговорила, оказалось, что стояли просто так.
– Эээх, автобус-то сегодня уже был, – сочувственно посмотрела на меня старуха, хотя я у неё на глазах вышла из машины. – А тебе куда надо-то?
Я спросила про электрички, которые отменены. Но дед с бабой про это ничего не знали. Они на электричках не ездят, потому что до них, в Дно, ещё надо добраться. А автобус два раза в сутки – туда и обратно.
– Ну чего ты говоришь? – оборвал на этом месте старуху старик. – Развозка ходит.
С тех пор, как в Дно построили филиал Лужского абразивного завода, своих рабочих предприятие возит само. Из Большого Тресно человека два (дед не уверен) ездят. Ещё школьный автобус ходит.
– Ага, – подхватила старуха. – У нас четверых забирает, ещё берёт детей с Горушки, с Костыжиц, со всех деревень. Школ-то две всего у нас – и обе в Дно.
Школьный автобус приходит в Большое Тресно в половине восьмого. Занятия начинаются в девять. До школы минут двадцать езды, но надо всех детей собрать по деревням. Поэтому школьники досыпают по дороге.
Фонарь
– Мне вот внучку надо утром отвести прямо к автобусу, – это уже в следующей деревне, Нинково, рассказывает продавщица местного магазина Тамара Мулёва. – Потому что свету у нас тут нигде нет. Мы без свету уже 15 лет сидим.
Она, конечно, имеет в виду не электрификацию всей страны, которая, как известно, в России полностью завершена в прошлом веке. Она говорит, что на дороге у них нет ни одного фонаря. И как стемнеет, их Нинково (а также Скугры, Замошки и другие деревни) освещается только луной.
– Мы же не просим много! Нам бы хоть фонарь, – Тамара жалобно поднимает брови домиком, как будто я могу помочь ей получить фонарь. – Хотя бы два. Я внучку одну не пускаю. Потому что у нас тут по деревне ходят волки. В прошлом году 13 собак заели.
На неосвещённой дороге запросто можно и ногу сломать в любой из выбоин. Хотя часть дороги отремонтировали деревенские бабы (с десяток человек). Некоторым, говорит Тамара, помогли мужья. Делали всё своими силами, хоть и не без участия главы районной администрации Тюриной. За что премного ей в Нинково благодарны.
– Дырки в асфальте мы сами латали, – с гордостью рассказывает Тамара. – Тюрина дала нам целую машину песку. Прямо сюда его подвезли. И мы эти дырки лопатой зарывали. Как носили? А где вёдрами, где на лопатах. И вот стою я с этой лопатой, а мимо идёт фельдшер наша: вам, говорит, это надо? Так я ей: Танечка, помру – так хоть не по колдобинам повезут.
Больница
Заходит разговор об электричках: если, говорит Тамара, кто в Нинково всерьёз заболел, так тут уж теперь, после отмены, – пиши пропало.
– У нас ведь в Дно теперь своей больницы нету, – объясняет она. – Ну, то есть больница есть, но лечиться отправляют в Порхов. Потому что в Дно врачей мало осталось. А детского отделения там вообще, считай, нету. Вот у меня внучку положили в больницу в Порхов – так хоть караул кричи. Как мне теперь к ней добраться?
Вместо электрички, на которой Тамара могла поехать к внучке в больницу ещё на прошлой неделе, пустили маршрутку в 7 утра.
– Чтобы успеть на неё, мне надо из Дно вызвать сюда такси, – вздыхает Тамара.
Советский Союз
Всего в Нинково, по подсчётам Тамары, осталось человек тридцать. Остальные поумирали. Кто от старости, кто от водки. От водки чаще.
– Раньше такой товарооборот был в магазине! – она тоскливо смотрит на прилавок своего сельмага: печенье, хлеб с булкой, маргарин, «Фейри», колбаса, водка. – А теперь, можно сказать, нет покупателей.
Всё время, пока мы разговаривали с Тамарой, в магазине присутствовали ещё три жителя Нинково: дедуля в очках с толстыми стёклами, моложавая женщина в мохеровой шапочке и молодой человек с очень прозрачными глазами, назвался Димой. Время от времени они кивали и поддакивали продавщице. Дедуля добавил, что ему ездить-то особо без надобности, разве что иногда к внуку. Женщина пожалела, что не съездить за продуктами в Псков, хотя, в общем-то, и здесь магазин – вот он. Дима сказал, что ему хватает заводской развозки, а кроме завода, ему ездить некуда.
– Знаете, я вот вспоминаю Советский Союз, – призналась напоследок Тамара потеплевшим голосом. – Жили-то как хорошо, правда?
Я ещё раз посмотрела на её прилавок. «Фейри» в СССР не было. И батончиков «Сникерс». За последние 25 лет это, пожалуй, все перемены к лучшему в Тамариной жизни. И я кивнула: да, жили хорошо. Электрички на Порхов ходили регулярно.
А лет десять назад, рассказала мне Тамара уже почти вдогонку, в Нинково и соседние деревни стали приезжать «люди из Ленинграда». Они скупали у бывших совхозников паи, то бишь землю. Совхозники продавали, потому что не знали, что ещё с паями (то бишь землёй) делать. Но деньги быстро кончились. А все окрестные угодья оказались чьей-то собственностью. Чьей – никто не знает. Потому что собственники с тех пор не появлялись, поля заросли бурьяном.
Объяснив мне, как найти вокзал в городе Дно, все четверо задумались, не написать ли Путину. Он ведь не знает, поди, как людям в Нинково живётся. А как узнает – так, может, ещё машину песку даст. А то, глядишь, и фонарь поставит.
Сувениры
Вокзал в Дно (нельзя склонять, мы помним) найти просто: езжай по центральной улице – и увидишь большое, весёлое, старинное здание с башенкой, свежеоштукатуренное. Самое красивое в городе. Слева от входа – мемориальная доска: «11 ноября 1887 года на станции Дно открыто движение поездов». Я подсчитала: 127 лет назад. Прямо над входом – большой плакат: «175 лет железным дорогам России. Мы меняемся для Вас!»
Внутри очень пусто. За прилавком с сувенирами – магнитиками на холодильник «Дно» и чашками «Дно» – немолодая продавщица в вязаной кофте читает газету.
– Вот, сели мы в галошу, – откладывает чтение и поднимает на меня глаза. – За весь день – два покупателя: женщина купила магнитик, другая – маленькую книжечку.
То ли дело когда поезда ходили: кому – кроссворд, кому – газету, а кому – целую тарелку «Дно».
– Вчера пришёл утром мужчина – весь расстроенный, чуть не плачет, – на лице у женщины искренне сострадание. – Вот, говорит, электрички отменили, пошёл я на автобус на 7 утра, а мест уже нет. И как, говорит, до Пскова добраться? Я ему: есть ещё автобусы. А он: это, говорит, мне поздно.
Она рассказывает, что в понедельник народ ещё шёл. Не знали, что пригородных поездов нет. Поэтому в понедельник она заработала целых 2 тысячи рублей.
– А теперь, наверное, и нас закроют, – жалобно обводит она взглядом свои магнитики.
Наверное, её тоже можно считать пострадавшей от отмены электричек.
Не представляется возможным
Пригородная касса на вокзале закрыта. Дежурная говорит – насовсем. На стекле приклеено объявление, которое в целом объясняет суть проблемы: «Уважаемые пассажиры! В связи с поступившим уведомлением от Государственного комитета Псковской области по транспорту и связи об отсутствии возможности компенсации убытков ОАО «СЗППК» от организации перевозок… осуществление перевозочной деятельности на территории данного субъекта не представляется возможным. С 01.02.2015 года прекращена продажа проездных документов (билетов) на поезда пригородного сообщения».
Для тех, кто не знает, очень сжато объясним: СЗППК – Северо-Западная пригородная пассажирская компания, «дочка» РЖД, которая занимается пригородными перевозками в нашем регионе. «Маме» она платит за аренду инфраструктуры и поездов. Ей должны платить пассажиры за билеты. Но ездит много льготников, это убытки СЗППК, и регионы должны эти убытки возмещать. А регионы считают, что тарифы у РЖД с её «дочками» непрозрачные и завышенные. И не платят. От этого и случилась отмена электричек. Псковский участок СЗППК закрывается, сотрудников увольняют по сокращению. Известили их об этом ещё 20 декабря.
– До 20 февраля нам объявили простой, но мы ещё работаем, документы сдаём, – рассказывает Наташа, работавшая старшим билетным кассиром в СЗППК. – А потом на биржу встанем.
Наташе в РЖД предлагали работу в Петербурге, тоже билетным кассиром, можно даже старшим.
– Зачем я поеду в ваш Питер, если у меня здесь семья, дом? – удивляется она моему вопросу, почему бы ей не согласиться. – У меня детей двое. Пусть едет, кто хочет, а мне тут нравится, я уезжать не хочу. Питер ваш мне вообще не нравится.
Хотя в Дно, признаётся Наташа, работы совсем нет. Что она будет делать – не представляет.
А её начальство, наверное, сейчас ломает голову над другой проблемой: псковский участок, считай, уже закрыт, люди расписались в бумагах о сокращении, папки с документами сложены в коробки, помещения освобождены. И вот Путин велел всё вернуть на место, причём немедленно. Как теперь быть?
Россия, XXI век
Если верить сообщению на сайте комитета по транспорту Псковской области, то вместо 18 отменённых поездов область запустила без малого 80 автобусов. Правда, таксист Коля, который целыми днями ждёт пассажиров у автобусной станции, говорит, что насчитал всего шесть или семь маршруток. Может быть, Коля чего-то не заметил. Но сколько бы ни было этих автобусов, «100-процентного покрытия» области обеспечить невозможно. Потому что на Псковщине есть деревни, к которым ни один автобус не подъедет.
Когда в этих краях пролегла железная дорога, деревни выросли вокруг некоторых станций. И рельсы стали для них единственным способом связи с остальным миром.
Прошло 127 лет.
Посреди вокзала на станции Дно растерянно стоит немолодая женщина с заплаканным лицом. Я спрашиваю об электричках, и она сбивчиво рассказывает.
– Маме 85 лет, – начинает она. – Всю жизнь здесь прожила, пришлось её вырвать из дома…
Их семья, рассказала Наталья Ивановна Прокофьева, живёт в деревне Вязье в 10 километрах от станции Дно. Деревня разделена пополам железной дорогой. Вокруг – болота и лес. Других дорог рядом нет.
– Раньше ведь селились у железной дороги, никому не надо было шоссейных, – объясняет Наталья Ивановна, как их угораздило поселиться в таком месте. – Лавка к нам приезжала – ставили вагон. Мне 60 лет – я там всю жизнь прожила, маме – 85, она железнодорожница была, ей даже фонд какой-то каждый месяц 500 рублей платит. И мы всегда радовались, что у нас под боком самый надёжный и безопасный транспорт.
С тех пор как в области отменили электрички, жители Вязья завязли по домам. Чтобы выбраться из деревни, надо пройти по шпалам 5 километров до деревни Белошкино, там уже есть шоссе, там автобус ходит.
– А у нас рядом семья живёт, 5 человек, – продолжает женщина. – Детям в школу надо ходить. Прошли эти 5 километров, чуть задержались – автобус ушёл. И ещё 11 километров иди.
Когда стало известно, что отменяют электрички, Наталье Ивановне пришлось срочно перевозить 85-летнюю маму к сестре во Владимирскую область.
– Случись с ней что, как я – на себе её к врачу понесу? – разводит руками женщина. – Не знаю, как мама переживёт этот переезд.
Когда-то в Вязье отменили электрички, но одну, раз в неделю, оставили. Жители деревни написали Путину.
– Мы умоляли: помогите разобраться, мучаемся-то мы, простые люди, – говорит Наталья Ивановна. – Просили, чтоб сделали почаще. Так они вообще сделали, что ни одного поезда!
Если ехать в другую сторону, к Порхову, там есть деревня Должицы.
– У нас нет дорог, одно болото кругом, – рассказывает буфетчица Наташа, которая живёт в Должицах. – Старшему сыну 14 лет, ему в школу надо каждый день. И как теперь?
Но жители Должиц – люди активные. Ещё когда поезда сократили до одного в неделю, они стали добиваться строительства дороги.
– И добились! – сообщает активистка Людмила Ивановна Матвеева. – Псков выделил 8 миллионов 600 тысяч на дорогу к нам. Но построили только половину.
О том, что произошло дальше, рассказала пресс-секретарь псковского депутата Олега Бричака, который помогал тогда жителям Должиц, – Ксения Чернова.
– Дорогу построили не до Должиц, а до соседней деревни, – объяснила Ксения. – Осталось около двух километров. Там такой участок, что «Урал» не проходил. И выяснилось, что это земли сельхозназначения, дорогу там строить нельзя. И вот теперь бабушки добираются до начала дороги пешком. В XXI веке люди ходят, как в девятнадцатом!
Помните, как в Нинково продавщица Тамара рассказывала о покупателях сельхозугодий, которых после покупки никто не видел? Вот этот злополучный 2-километровый участок проходит как раз по такой «чьей-то» земле. Как объяснила Ксения Чернова, по закону, если сельхозугодьями столько лет никто не пользуется по назначению, земля возвращается государству. Загадка не в том, почему неизвестен владелец. А в том, почему его не могут найти в своих бумагах и назвать по имени местные власти.
Таким «должицам» и «вязьям» на Псковщине несть числа.
– В сторону Старой Руссы – Полонка, Каменка, – загибает пальцы железнодорожница Татьяна. – В сторону Морино есть такие деревни.
Живут в таких деревнях по 5 – 6 человек. Ну, в Должицах аж 18 жителей. Но все вместе они даже один вагон не заполнят. Не держать же ради них поезд! Правда, один вагон как раз курсирует несколько раз в день, останавливаясь на всех упомянутых станциях. Это РЖД возит своих сотрудников. Но посторонних в этот вагон не берут.
– Вот сейчас на коленки упаду – буду умолять взять меня в этот вагон, – вытирает глаза Наталья Ивановна из Вязья. – Не возьмут – пойду пешком. Куда мне иначе деваться? Я там 60 лет прожила, у меня собака, кошка…
Ирина Тумакова
Источник: fontanka.ru
