Общество

От парадоксального сознания и до «майдана» недалеко

Один из трагически погибших в 90-х годах бардов мечтал вернуться в Россию, когда она станет «страной не дураков, а гениев». А гений, по Пушкину, как известно, «парадоксов друг».

Из этих двух посылок напрашивается вывод, что время оно наступило, так как, судя по социологическим исследованиям, россияне достаточно массово демонстрируют парадоксальное сознание. Например, в принципе поддерживая рыночную экономику, более половины их называют бизнесменов, банкиров и других представителей рынка жуликами, бандитами, которых через одного надо сажать в тюрьму. И примеров такого мышления можно привести немало. Что же за каша варится у человека в голове и как это отражается на нашем общественном бытии? Член-корреспондент РАН Жан ТОЩЕНКО,  который уже более двадцати лет занимается темой парадоксального сознания, рассказыва­ет об этом феномене.

— Жан Терентьевич, поэт строкой «и гений, парадоксов друг» давал чи­тателю понять, что такой строй созна­ния свойствен, прежде всего, выдаю­щимся личностям…

Нет, это не так. Одно­временное исповедание взаимоисклю­чающих ценностей свойственно также и самым обыкновенным людям, и мас­совому сознанию, особенно в турбу­лентные моменты истории. Социологи эти формы заметили в исследованиях общественного сознания конца 80-х — начала 90-х годов прошлого века. На­пример, по политическим проблемам люди занимали социалистические по­зиции, а в экономике отстаивали ры­нок, будучи при этом искренни и там, и здесь. То же касалось правового, религиозного, культурного сознания. Возникли вопросы: почему в одном человеке уживаются противоречащие друг другу мировоззренческие убеж­дения? Является ли это характеристи­кой времени или некоей константой, присущей всему человечеству на раз­ных этапах его развития?

Философ, физик, математик Блез Паскаль еще в XVII веке обратил внимание на то, что человек, будучи венцом творения природы, в своем повседневном бытии нередко пре­следует абсолютно низменные цели. Вчитайтесь и вслушайтесь в его слова: «Что за химера этот человек? Какое новшество, какой монстр, какой хаос, какой узел противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, слабоумный земной червь; носитель истины, клоака недо­стоверности и ошибок; слава и хлам Вселенной…. Узнай же, гордец, каким парадоксом являешься ты для себя! Смирись, бессильный разум, замолчи, глупая природа; узнайте, что человек бесконечно превосходит человека!»

 — Позже ту же мысль выразил поэт Державин: «Я царь — я раб — я червь — я бог!».

Да. Парадоксальность сознания всегда присуща человеку. Но в периоды общественных перетрясок и коренных ломок она неизмеримо обостряется, приобретает огромные размеры, которые могут перерастать из проблем одного человека или не­большой группы граждан в проблемы всего общества.

 А почему парадоксальность — это проблема?

Потому что от это­го зависит поведение человека или группы в обществе. Научное исследо­вание парадоксов позволяет познать реальные противоречия в сознании и поведении людей, получить более пол­ную и объемную информацию о про­исходящих в социуме процессах. Это нужно, чтобы предотвращать переход замеченных симптомов социально-по­литического отчуждения государства от общества в необратимый хрониче­ский характер.

—  Есть ли связь между таким свой­ством сознания и расщепленностью личности? Верно ли утверждение, что чем человек образованнее, тем он ме­нее целостен и более склонен к прояв­лению парадоксального сознания? И, например, мировосприятие неграмот­ного крестьянина позапрошлого века было гораздо целостнее, чем у интел­лигента нашего времени?

Это не обязательно. Единство мировоззрения и поступ­ков, в общем-то, присуще и простым людям, и образованным. Другое дело, что, чем образованнее человек, тем чаще он сомневается, ибо в силу ши­роты кругозора имеет дело с большим объемом информации. Он представ­ляет, как сложен и противоречив мир. Важно понимать, что парадоксаль­ность свойственна не только массово­му сознанию, но и людям, принимаю­щим решения на самом высшем уров­не. Это иногда объясняет кажущуюся нелогичность действий власти.

То есть «они же люди»?

Примерно. Мы все встречаемся с тем, что с высоких три­бун провозглашаются одни нормы, а в реальности люди сталкиваются совер­шенно с другими. Есть такой крите­рий, по которому человек судит о пра­вильности устройства общества, как справедливость. Общий в том смысле, что им руководствуются все, хотя по­нятие о нем у каждого свое. В нашей стране он сейчас очень размыт, по­этому когда речь заходит о такой ма­терии, люди часто или затрудняются сформулировать свои ощущения, или отвечают парадоксальным образом. Они видят неравномерное распреде­ление доходов и национального богат­ства и в силу того, что это не согласу­ется с их представлениями о правиль­ном миропорядке, хотят найти выход. Но выход, как видно из приведенного мной примера, не может быть принят к руководству в действиях. Не бывает рынка без субъектов рынка. Принима­ете рынок — принимайте и их.

—  Вероятно, они верят в существо­вание «хорошего» рынка, где никто ни на ком не «наваривает». Мешает ли эта раздвоенность массового сознания правящему классу?

Мешает. Лозунг соци­альной ответственности бизнеса, вы­двинутый нашей властью, показывает, что ей не все равно, как он восприни­мается россиянами. Действия Ходор­ковского по электронному оснащению школ, как и другие примеры благотво­рительности олигархов, тому свиде­тельство. Акулы капитала хотят иметь «человеческое лицо». Другое дело, что выделяемые ими карманные деньги не решают проблемы неравенства, по­этому многими воспринимаются как пиар-ходы и рекламные трюки.

Один федеральный телеканал пытался позитивно показать капи­танов бизнеса. Начали с Владимира Потанина, которого зрителям препод­несли трудягой в сапогах и строитель­ной каске на олимпийских объектах в Сочи, но отзыв аудитории и критика в соцсетях вынудила свернуть проект.

Все эти переодевания шиты белыми нитками. Людей не об­манешь. Реальным шагом к уменьше­нию неравенства в доходах является отказ от плоской шкалы налогов и пе­реход к прогрессивной. Как в Швеции, Великобритании и других странах, на которые мы равняемся. Там чем чело­век богаче, тем больше платит. А у нас 13 процентов. Отсюда — дикое обога­щение одних и обнищание других. В 2008-м, кризисном, году в России бы­ло около 70 олигархов, а теперь более 100. Первотолчком майдана в Киеве стало острое восприятие украинца­ми вопиющих нарушений социальнойсправедливости и чрезмерного нера­венства в обществе. То, что недоволь­ством воспользовались определенные силы, — дело другое.

Как это связано с парадоксаль­ностью?

Это связано с созна­нием правящего класса. Он-то считал, что мудро поступает и дело до май­дана не дойдет. Я помню, как Егор Гайдар при его выдвижении на пост премьера искренне говорил о своем желании обеспечить народу счастли­вую жизнь. Но дела его этому проти­воречили.

Ну здесь, возможно, была поли­тическая уловка, а не парадоксальное сознание.

Не соглашусь. Никто же из реформаторов первой волны не говорил, что будет насаждать дикий капитализм. При этом они действова­ли методами монетарной экономики. Даже сегодня, когда 90-е годы воспри­нимаются критически, в экономике, по сути, сохраняется тогдашний курс, хотя и в смягченном виде. Это ведь парадоксальное противоречие.

Как, впрочем, и то, что продекла­рированный главой государства призыв за два-три года совершить индустри­альный рывок наталкивается на неже­лание части бизнеса мобилизовываться.

А это означает реиндустриализацию. Где она? Слова «мо­билизация», «инновация», «модерниза­ция» нередко используются для спе­кулятивных целей. В свое время я как социолог работал на «Сибтяжмаше», одном из крупнейших машинострои­тельных заводов страны. Он выпускал станки. Их в то время СССР произво­дил 70 тысяч штук (сейчас — 3 тысячи) в год. Даже один завод такой мощно­сти за три года не построить, а нам их надо много. И новый технологический уклад не создашь за это время.

Но можно начать. Скажите, а в отрицании советского периода и в употреблении свойственной ему сти­листики мобилизационных лозунгов нет чего-то парадоксального?

Ответ в вопросе. Как «мобилизовать» все ресурсы, когда основным национальным доходом и богатством распоряжаются негосу­дарственные структуры? От 60 до 80, по разным данным, процентов нацдохода — в руках частных лиц. В помощь плоской шкале налогов привлекаются еще и серые схемы. От них много не возьмешь. К тому же наше предприни­мательство формировалось в условиях залоговых аукционов, когда за бесце­нок отдавались отдельным людям огромные богатства. Этот родовой по­рок тоже психологически давит. Оли­гарх Каха Бендукидзе, ныне покойный, рассказывал, что купил «Уралмашзавод», уникальный завод заводов, по цене московского склада.

Присуще ли парадоксальное со­знание представителям того «креатив­ного» класса, который выходил в 2011 году в Москве протестовать?

Несомненно. Это не андеркласс, а достаточно устроенные в жизни и мыслящие люди. Они пони­мают зыбкость их сравнительного бла­гополучия и хотели бы участвовать в управлении страной. Само собой, что их недовольство на руку тем силам, кто имеет определенные политические цели. Обычная история. То, что этот слой общества очень часто служит дрожжами для социального брожения, не удивительно. В молодости я часто видел на производстве рационализа­торов. Они приставали к руководству предприятий, надоедали, требовали каких-то действий и слыли неужив­чивыми, неудобными. Но при всех из­держках они давали толчок развитию. В США творческая энергия такой кате­гории населения локализуется в бизне­се, в котором очень легко опробовать любую идею, которая пришла в голову. Из ежегодно открывающихся бизнесов выживает 5-7 процентов, но этот по­стоянный механизм мобилизации чего-то нового достаточно отрегулирован и служит на благо обществу.

 Раз мы строим капитализм, по­чему власть не создает такие же усло­вия для бизнеса у нас?

Да, это и алогично, и парадоксально. Мелкий и средний бизнес не поддерживается, а давится. Может, потому, что с него легче стря­сти налоги, чем с крупного, который уводит доходы либо в офшоры, либо так их отоптимизирует, что к нему не подкопаться.

 Когда мы говорим о сфере по­литики, как на нее реагирует парадок­сальное сознание?

Политические пара­доксы — это отдельная группа. Они связаны с тем, что стремление обще­ства к демократии в 90-х годах (много­партийность, свобода слова, свобода совести и т.д.) обернулось жесточай­шим разочарованием и недоверием к ее инструментам. Свыше 90 процентов населения не доверяет партиям, 75 — СМИ. Особенно парадоксально вы­глядит отношение людей к политиче­ской власти — при высоком рейтинге Президента России низким остается доверие к правительству, суду, про­куратуре, милиции. Выходит, что де­ятельность главы государства мало или совсем не коррелирует с работой прямо подопечных ему официальных структур.

 Отрицая в целом опыт советизма, наша власть при этом пытается возрождать некоторые его формы, будь то сфера организации молоде­жи, либо кадровой политики, либо организации дружин по охране обще­ственного порядка. Нет ли в этом раздвоенности сознания?

Наверное, есть. Ну как можно революцию 1917 года назвать трагедией? Даже покойница Новодвор­ская, имеющая либеральные убежде­ния высшей пробы, признала однаж­ды, что, как ни крути, большевики угадали то, чего хотело большинство народа. Именно поэтому и получили массовую поддержку населения. Хочу отметить, что в СССР была достаточ­но развитая производственная демо­кратия в промышленности и, в част­ности, очень четко отработана линия выдвижения инженеров, мастеров. Бестолковый не имел шансов стать начальником смены, цеха, тем более директором завода. Как социолог, я наблюдал за карьерным ростом лю­дей на производстве и мобилизацией в самом деле лучших из них.

Что касается реанимации форм прошлого, то опять же надо считаться с историческими условиями. То, что работало в одних, в других выглядит очень странно.

 Может ли религия сегодня вы­полнять ту же роль, какая отводилась ей в позапрошлом веке?

Думаю, что для от­дельных общественных групп может, но не для всего народа. В социологи­ческих исследованиях мы спрашива­ем: «Вы православный человек?» По­ложительно отвечают 4/5 славянско­го населения. Я и сам так же отвечу, так как принадлежу к своему народу, своей культуре, отдаю должное тому, что она опиралась на православные основы в cвоем историческом разви­тии. На вопрос: «Верите ли вы в Бо­га?» — отвечают «да» уже 50-55 про­центов. А обряды соблюдают лишь 7-8. Парадоксальность сознания здесь я вижу в том, что, как образно отме­тил один мой коллега, при советской власти был замутнен атеизм, а вера была очищена, ныне же, наоборот, замутнилась вера, а атеизм очистился. Расколотость сознания пронизывает все сферы — и экономическую, и поли­тическую, и культурную, и правовую. Все за диктатуру закона, но в обиходе позволяют себе систематические его нарушения.

Так стоит ли бороться с этим, преодолевать ее?

Безусловно. Парадок­сальность, о которой мы говорим, проявляется, во-первых, в аномии, которая характеризуется разложени­ем существующих ценностей в связи с невозможностью для большинства населения реализовать продеклариро­ванные цели. Во-вторых, во фрустра­ции — крайней степени растерянности из-за того, что прежние нормы и цен­ности перестали действовать, а новые не сложились. Это может толкать че­ловека на противоправные пути их до­стижения и вовлекать в экстремизм.

Если половина населения считает, что страна движется в нужном на­правлении, а другая половина — ров­но наоборот, значит, народ расколот. Это не помогает, а тормозит развитие. Зная причины, почему люди считают, что страна развивается в неправиль­ном направлении, можно (и нужно!) принять экономические, правовые, культурные, социальные меры для по­гашения или уменьшения убежденно­сти людей по такому параметру. Ника­кие реформы не будут иметь успеха, если власть начнет какие-то шаги, не считаясь с мнением людей. Недо­вольство станет копиться и рано или поздно прорвется неконтролируемы­ми стихийными действиями, нарывом майдана или какой-нибудь «цветной революции».

Парадоксальность сознания неисчерпаема и неизбежна. Речь идет об уменьшении ее степени и снижении тех ее моментов, которые обозначают жизненную позицию человека. Она по большому счету для каждого определяется ответом на ключевой вопрос: есть ли в обществе справедливость? У этого понятия много параметров, и если даже не по всем, но по основным, характеризующим жизнь человека, вопросы будут решены, парадоксальность уменьшится. А это обеспечит стабильность общества и возможность его успешного развития. В такой ситуации принципиально важное значение приобретает требование к политической власти — уметь слушать и слышать людей. Ибо, как справедливо утверждал английский историк и философ Карлейль, революция совершается не на баррикадах — она происходит в умах и душах людей.

Жан Тощенко

Источник: russia-today.ru

Leave a Comment