Имеют ли право журналисты (и карикатуристы, в частности) свободно высказывать свое мнение? Конечно, имеют. Нужно ли отморозков, которые расстреляли сотрудников французского издания Charlie Hebdo, ловить, судить и карать? Без всякого сомнения. Здесь спорить особо не о чем. Однако у трагической истории, разыгравшейся на днях в Париже, есть другой аспект – значительно более важный. И намного менее очевидный.
Великое политическое значение свободы слова и свободы печати состоит в том, что каждый имеет право обратиться к аудитории (большой или малой), объясняя, почему не права власть и почему следует, скажем, в экономической политике поступать по-другому, чем делают наши правители. Аудитория в целом обычно реагирует рационально на представленные ей аргументы. Люди размышляют над тем, что им сказали, а затем в ходе очередных выборов голосуют за ту или иную сторону. Без свободы слова и печати все остальные демократические механизмы бессмысленны, поскольку зомбированное общество, не имеющее материала для анализа, все равно ничего путного выбрать не сможет.
В истории с карикатурами на религиозные темы дело обстоит несколько иначе, чем со статьями и даже карикатурами на темы политические. Если речь идет об искренне верующих (а особенно фанатично верующих) людях, то здесь никогда не возникнет рациональной дискуссии о добре и зле. Вера в Бога выходит за пределы рационального. Или, точнее, у интеллектуалов, начиная с Аврелия Августина, епископа Гиппонского (по-нашему, православному – Блаженного Августина), рациональное обычно помогает выстроить веру. Но человек необразованный и в то же время эмоциональный воспринимает Бога не с помощью разума, а через чудеса, пренебрегая всяческими логическими соображениями. Даже Тертуллиан – далеко не последний интеллектуал среди древних христианских авторов – исходил из принципа «верую, ибо абсурдно». Что уж говорить о людях того типа, которые ворвались в редакцию французского сатирического издания с оружием в руках? Для них абсурдное – совершенно нормально, а разумное, по всей видимости, — опасный соблазн.
Свобода слова в отношениях с такой публикой не имеет ни великого политического, ни просто какого бы то ни было значения, поскольку восприятие любых аргументов этими людьми иррационально. Они веруют, потому что это помогает им жить. Сложные аналитические рассуждения по поводу их веры эти люди, как правило, вообще не воспринимают, поскольку не могут в них разобраться. Иронию же воспринимают как обиду. Причем без рассуждений.
Вот нормальная реакция на критику со стороны рационально мыслящего (хотя, может быть, эмоционального) политика. «Ах ты, гад, – думает он про журналиста. – Что ж ты про меня наговорил в своей поганой газетенке!? Повесил бы я тебя за одно место, будь моя воля. Однако воли мне в демократическом обществе не дадут, поэтому придется либо тебя проигнорировать, либо вступить с тобой в цивилизованную полемику». И даже если журналист прибегает не к логическим аргументам, а к иронии, подчеркивая карикатурой слабые места своей «жертвы», политик все равно будет оценивать эту историю рационально. Таков его образ мышления, и таковы правила игры в демократическом обществе.
Худшее, что обиженный политик может сделать, — это прибегнуть к рационально выстроенным интригам для того, чтобы закрыть нелюбимое издание по суду, лишить его рекламы или перекупить талантливых журналистов. Именно так, кстати, поступает российская власть, поскольку (чтобы про нее ни говорили) это все же светская власть в европейской стране.
А вот нормальная реакция человека иррационально воспринимающего иронию в адрес чтимых им религиозных символов. «Ах ты, гад, – думает он про журналиста. – Что ж ты про меня наговорил в своей поганой газетенке!? Повесил бы я тебя за одно место. Но поскольку чисто технически добраться до этого места за короткое время сложновато, я просто пойду и грохну тебя из автомата Калашникова. А дальше — будь что будет. И думать про это не хочу». Причем думать он отказывается не потому что дурак (хотя такое тоже бывает), а потому что в вопросах веры он вообще не размышляет. Нам может нравиться или не нравиться подобный подход, но это реальность, и ее следует принимать во внимание. Есть много примеров иррациональных действий людей, теряющих жизненную опору из-за покушений на их веру.
Порой в действиях такого рода пытаются найти некое рациональное зерно. Говорят, например, что в ходе террористического акта преступники, как ни странно, осуществляют рациональный выбор. Убивая «неверного», террористы совершают угодное Аллаху дело. Здесь, в этом мире их покарают, но зато после смерти героев ждет вечное блаженство в раю с гуриями.
Наверное, это так. Основанный на вере рациональный выбор райского блаженства может иметь место. Но это, скорее, относится к истории с башнями-близнецами, когда теракт долго, планомерно готовился и обильно финансировался. А самое главное, он имел понятное политическое значение – запугивание властей тех стран, которые стоят на пути распространения фундаментализма. Но запугивание карикатуристов особого значения для победы всемирного халифата не имеет. С рациональной точки зрения убийцы могли, возможно, сделать что-нибудь более полезное для своего дела. Однако они прореагировали иррационально, стремясь, как следовало из их выкриков, просто отомстить за пророка Мухаммеда.
Трагическая вышла история. И особенно грустно, что погибли мужественные французские коллеги, в общем-то, ни за что.
Когда журналист борется с тоталитарным режимом, с коррупцией чиновничества или с безнаказанными преступлениями власть имущих, он часто рискует своей жизнью. Для того, чтобы хоть немного расширить пространство правды и рационального мышления, благодаря которому, собственно говоря, рано или поздно коррупция, преступность и тоталитаризм сдают свои позиции. Журналист борется за мыслящих людей. За то, чтобы они стали большинством.
Но если журналист борется с иррациональным поведением, он просто воюет с ветряными мельницами. Подобные действия журналиста можно считать благородными, как принято считать таковыми поступки благородного идальго Дон Кихота Ламанчского. А можно подобные действия считать бессмысленной провокацией, повышающей уровень агрессии в нашем и без того напряженном обществе. Вынесение оценок журналистам – вопрос этики, и здесь вряд ли возможны однозначные, строго аргументированные суждения.
Но если журналисты все же решаются на войну с мельницами, то должны четко понимать следующее. Они покидают правовое пространство XXI века, в котором мы свободно ходим по улицам, а не отсиживаемся в окруженных стенами крепостях, именно потому, что подавляющее большинство граждан представляет собой рационально мыслящих людей, не бросающихся с ножом на соседа даже в том случае, когда чувствуют некую обиду. Журналисты должны понимать, что они переносят себя в эпоху религиозных войн XVI-XVII столетий, когда враждующие толпы вели себя иррационально, когда человека могли зарезать из-за того, что он ходит к мессе, или из-за того, что крестится не тем числом пальцев. При этом убийца без всяких на то рациональных оснований полагал свои действия праведными, поскольку избавлял мир от очередного еретика.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Источник: rosbalt.ru
