Председатель думского комитета по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина предложила дополнить Семейный кодекс положением о «презумпции добросовестности родителей» и выступила против разработки в России специального законодательства против семейного насилия.

«Это попытка разрушить мир, традиционный для российской семьи, где нет равенства прав детей и родителей, а есть распределение ролей в семье. Родители — это святое, и принцип родительской святости должен появиться в нашем семейном законодательстве», — считает депутат.

Елена Мизулина начинала политическую карьеру в рядах либерального «Яблока», но в последние годы увлеклась религиозно-консервативными ценностями. Она является соавтором или активным сторонником ряда неоднозначно воспринимаемых законов, в том числе о «гей-пропаганде», «запрете мата» и иностранном усыновлении, известна негативным отношением к секс-меньшинствам, разводам, абортам исуррогатному материнству.

«Законы, инициированные Мизулиной, разнообразны. Но они имеют одну специфическую черту — сеют нетерпимость, выражают установку на подавление всего, что не соответствует твоим личным представлениям о том, что правильно, а что неправильно», — считает политолог Марк Урнов.

«Мизулина постоянно предлагает законодательно оформить вещи, которые должны являться вопросом личного выбора», — указывает писатель Дмитрий Быков.

А тут выступила за невмешательство государства в частную жизнь. Какое-то избирательное отношение к свободе получается.

Когда кто-то в каждой второй фразе поминает «святость» и «традиционность», лично у меня возникает желание отойти в сторонку. Свободный человек сам решает, что для него святыня, а что нет, и традиции традициям рознь.

Рациональное зерно

Но есть в последнем заявлении Мизулиной и рациональное зерно.

Ряд историков полагают, что Россия идет туда же, куда и Европа, только отстает на 50-100 лет. В этом имеется свое преимущество: можно не наступать на грабли.

Например, в Скандинавии в деле защиты детей от «неправильных» родителей, по мнению многих, перегибают палку.

В мае 2011 года тамошние органы опеки забрали в приют для последующего усыновления норвежскими семьями детей индийского геолога, сотрудника фирмы Halliburton Анурупа Бхаттачарьи.

Началось с того, что трехлетний мальчик в садике не хотел играть с другими детьми, а забивался в угол и устраивал всем бойкот, пока за ним не придут.

Я в его возрасте тоже предпочитал быть дома. Опаздывавшая на работу мама тащила меня за руку, а я скандировал на всю улицу: «Я маму не люблю! Я в ясли не пойду!».

Но, по мнению норвежских педагогов, все должны расти коллективистами. Если ребенок не радуется садику, значит, его неправильно настраивают.

В семью Бхаттачарья пришли социальные работники, которые несколько дней находились в чужом доме. Взяли на карандаш нарушения: мальчик спал не в своей кроватке, а в родительской постели; мать давала ему вкусные кусочки не с ложки, а с руки; его младшую сестренку кормила грудью не по расписанию, а когда запищит; меняла ей памперсы не на специальном столике, а где придется.

История получила большую огласку, поскольку Бхаттачарья был иностранцем, работавшим в Норвегии по контракту, и в дело вмешались президент и министр иностранных дел Индии. Но органы опеки сохранили лицо: отдали детей не родителям, а их дяде, которому пришлось приехать из Калькутты и предварительно окончить курсы по уходу за младенцами.

По мнению социальных работников, практикуемые в семье методы воспитания создавали опасность для здоровья и нормального развития детей. Супруги Бхаттачарья говорили, что в Индии так принято, и обвиняли оппонентов в расовой предвзятости.

Должен заметить, не только в Индии. Я в возрасте Абигьяна Бхаттачарьи тоже любил утром в воскресенье забраться под бок к родителям.

Спорить тут можно бесконечно. Как известно, каждый считает себя специалистом в трех областях: политике, футболе и педагогике.

Но неприкосновенность жилища признается одним из фундаментальных прав человека, как минимум, 300 лет. Входить в дом без приглашения хозяев или судебного решения можно лишь при наличии обоснованных данных, что там в этот момент совершается преступление.

Интересы детей, конечно, дело святое. Но так можно зайти далеко. А как быть с ущербом от разрушения семейных уз?

Несвятые родители

С другой стороны, в конце 1980-х годов моя жена работала учительницей в спальном пролетарском районе Москвы. Отправилась навестить на дому ученика, который уже неделю не посещал занятия. Из соображений безопасности я пошел с ней.

Звоним в дверь. Открывает пятилетняя сестренка. «Где Сережа? — Гуляет. — С родителями можно поговорить? — А они лежат в отрубях! — С чего это, вроде, праздника никакого нет? — К нам бабушка приехала. — Так позови бабушку. — Она тоже спит».

Можно, конечно, сказать, что детям лучше даже с такими родителями, чем в приюте. Но другой шестиклассник из той же школы кончил тем, что на спор с приятелями залпом выпил в лесопосадке бутылку водки, от чего и умер.

Так что на месте Елены Мизулиной я не презюмировал бы так решительно родительскую ответственность и «святость». Бывают люди, которым не то, что ребенка, кошку нельзя доверить.

Но это крайний случай. А вообще, родители вправе разрешать своему ребенку есть гамбургеры и пить колу или держать на вегетарианской диете, воспитывать в православном духе или говорить, что бога нет, и рассказывать о сексе.

Неприятие ювенальной юстиции объединяет людей противоположных взглядов: религиозных консерваторов и самых жестоковыйных либералов.

Конечно, по разным причинам. Первые не признают прав ребенка, потому что так же относятся к правам человека вообще и считают патриархальную семью идеальной моделью общества. Вторые хотят оградить частную жизнь от вмешательства государства, которое во всем лучше нас, грешных, знает, как для нас лучше.

Когда не умеют

Есть в этом деле более узкий и конкретный аспект: домашнее насилие. Говоря попросту, порка и подзатыльники.

Николай Добролюбов, под все на свете подводивший политическую базу, клеймил телесные наказания детей как средство формирования рабской психологии.

Хотя налицо исторический парадокс. В абсолютистской России — конечно, не в «темном царстве» Островского и Горького и не в бурсе, а у образованного класса — доминировала мягкая педагогика. Иностранцы отмечали как национальную особенность, что «русские своим детям все позволяют».

В Британии методы воспитания джентльменов, да и леди, были, по современным меркам, просто садистскими, но трусливыми холопами они не становились. Сколько-нибудь внятного объяснения сему феномену я до сих пор не встретил.

Борис Ельцин, которого отец в детстве лупил, как сидорову козу, тоже не вырос слабым и зависимым.

Но, даже оставив политику в стороне, бить беспомощного, полностью зависимого от тебя человека — гадость и зверство. Может, порка и не сделает его моральным уродом, но пользы точно не принесет.

Известная история с Макаренко: «врезал одному как следует, и навел порядок!», — ничего не доказывает. Сам Антон Семенович впоследствии называл затрещину, данную им Задорову, «крушением моей педагогической личности». При том, что ударил не ребенка, а двадцатилетнего парня с криминальным прошлым, физически более сильного, чем он сам.

Константин Симонов в стихотворении, посвященном отчиму, вспоминал: «Я знал презрение за лень, я знал за ложь молчание, такое, что на третий день сознаешься с отчаянья».

Мой отец тоже меня пальцем не трогал, но поставил себя так, что его одобрение и осуждение много значили.

Кстати, и современная православная церковь не пропагандирует домострой.

«Какая любовь может допустить насилие и избиение беззащитных, слабых, да еще твоих членов семьи! Насилие, агрессия, злоба — это воля дьявола», — говорит председатель правления Собора православной интеллигенции Алексей Мороз.

Протоирей Дмитрий Смирнов допускает телесные наказания, но «только в отношении мальчиков от 9 до 12 лет, причем в крайних случаях, а бить девочек нельзя вообще никогда».

«Метод физического наказания многие родители называют самым эффективным, а на самом деле он лишь является наиболее простым. Умение сдержать себя, объяснить ребенку, в чем он неправ, переключить его внимание, проявить понимание и уважение к нему требует серьезных усилий», — пишет детский психолог Татьяна Дягилева.

А еще слишком много в российском обществе агрессии и культа силы, вот что я вам скажу! Это проявляется во всем, от внешней политики до поведения водителей на дорогах. Отсюда и посты в интернете: лупили, и лупить будем, и пусть «либерасты» нам не указывают!

Надо бороться с домашним насилием. Хотя бы так, как в СССР 1950-х, 1960-х годов: тяжелым на руку отцам делали внушения классные руководители, средствами литературы и журналистики внушали, что бить детей стыдно, что так делают только опустившиеся пьяницы. А в запущенных случаях и власть употреблять.

Но здесь опять-таки есть «но». Одно дело выдрать ремнем до синяков, другое — шлепнуть по мягкому месту трехлетнего карапуза, который капризничает и слов не понимает. Что ж, мать за это вместе с ребенком в полицию забирать?

За что я люблю британцев, так за то, что к любому вопросу подходят обстоятельно и находят соломоново решение, избегая крайностей. Знаменитый «закон о шлепках» обсуждали несколько лет, страсти кипели нешуточные. В конце концов, постановили: остались на теле следы побоев — преступление, нет — семейное дело.

Российский публицист Александр Никонов напоминает, что избивать и калечить людей, независимо от возраста, и так запрещено: «есть уголовный кодекс, которого вполне достаточно».

Вопрос из тех, что однозначного ответа не имеют. Надо знать меру и руководствоваться здравым смыслом.

Источник: bbc.com