Недавнее семидесятилетие Ялтинской конференции обострило споры о роли и значении этого события в мировой истории. Согласно распространённым на Западе взглядам, на переговорах в Ливадийском дворце Черчилль и Рузвельт уступили давлению Сталина и пошли на неоправданные уступки Советскому Союзу. Это якобы позволило «кремлёвскому диктатору» безнаказанно распространить свое влияние на всю Восточную Европу. Из этого следует, что Ялта-1945 стала своеобразным ремейком Мюнхена-1938, только Запад «умиротворял» уже не Гитлера, а Сталина.
Сторонники этой точки зрения, которых хватает и в России, по укоренившейся у «прогрессивно мыслящих» традиции, подгоняют свои рассуждения под заранее известный результат. При этом они игнорируют тот факт, что на переговорах в Крыму Москва тоже пошла на серьёзные уступки.
Самая главная — СССР согласился принять участие в войне против Японии. Объективно она не очень была нужна Сталину, однако в действенной поддержке Красной армии был крайне заинтересован Рузвельт: если бы русские сохраняли нейтралитет, японцы могли перебросить на острова метрополии Квантунскую армию, и тогда сражение за них обернулось бы для США потерей до миллиона солдат. Стремительное крупномасштабное наступление советских войск в Маньчжурии в августе 1945-го позволило не только сберечь их жизни, но и радикально ускорило окончание войны, которую в Вашингтоне рассчитывали завершить в лучшем случае года через три-четыре.
Плата за это для союзников была сравнительно небольшой. Они признали некоторые интересы СССР в Китае и согласились на возвращение русским Южного Сахалина и Курил. Однако, чтобы решить последнюю задачу, было вполне достаточно провести локальную десантную операцию, а наступление в Маньчжурии можно было «заморозить» до лучших времён. Кстати, сами союзники именно так и поступали, когда кормили Сталина «завтраками» по поводу открытия Второго фронта в Европе. Но Москва свое обещание выполнила в полном объеме, за что теперь вынуждена периодически выслушивать упрёки от японцев.
Другой не менее существенной уступкой Сталина лидерам Запада на Ялтинской конференции стало согласие на выделение отдельной оккупационной зоны для Франции. Её выкроили из английской и американской, сохранив советскую без изменений; зато это позволило изменить баланс в Контрольном совете по управлению Германией, в который вошли три представителя союзных держав против одного от СССР. И это было сделано для страны, чей вклад в победу над нацистами был очень сомнительным. Недаром фельдмаршал Кейтель, увидев во время подписания акта о капитуляции людей во французской военной форме, горько сыронизировал: «Как?! И эти тоже нас победили?!..»
Были сделаны и другие шаги навстречу союзникам. Например, Москва не стала возражать против планов британцев по послевоенному переустройству Греции, хотя наиболее многочисленную и боеспособную часть сил тамошнего сопротивления — ЭЛАС — составляли отряды коммунистов. То же самое касалось и Италии, где было сильно влияние коммунистов. Кроме того, Советский Союз согласился на создание коалиционных правительств в Польше и Югославии (то, что участники Ялтинской конференции вкладывали в это понятие разное содержание, сути дела не меняет), отказался от проекта «русского Гонконга» в Порт-Артуре, смягчил в угоду союзникам свою позицию по вопросам о размерах репараций с Германии и «праве вето» в создаваемой Организации Объединенных Наций.
Так что в ходе переговоров в Крыму лидеры держав-победительниц взаимно шли на компромиссы. Более того, по признанию госсекретаря США Стеттиниуса, «в Ялте уступки Советского Союза Соединённым Штатам и Англии были больше, чем их уступки Советам». За язык его тогда никто не тянул, что думал — то и сказал.
Находясь вместе в Крыму, и Сталин, и Рузвельт прекрасно понимали, что историей им был предоставлен уникальный шанс заложить основы нового мироустройства, которое поможет в обозримом будущем избежать очередного вооруженного столкновения планетарного масштаба. И они им воспользовались: созданная на основе ялтинских договорённостей система международной безопасности худо-бедно действовала более четырех десятилетий. Весьма большой срок для динамичного двадцатого века; за это время в США сменилось восемь президентов, а в СССР — шесть первых лиц государства.
Но могло случиться так, что результаты конференции были бы «помножены на ноль» сразу после разгрома Германии. Если не раньше. Дело в том, что достигнутые договорённости не очень устраивали Великобританию, оказавшуюся в роли младшего партнёра США и СССР. К концу войны стало очевидно, что «туманный Альбион» утратил былое влияние и больше не может претендовать на роль самой могущественной державы: центры принятия ключевых решений уже переместились в Москву и в Вашингтон.
Амбициозного Черчилля, не желавшего признать фактическое крушение Британской империи, такой расклад категорически не устраивал. Особенно обидным он считал потерю Польши, к власти в которой британцам так и не удалось вернуть выпестованное в Лондоне эмигрантское правительство Арчишевского.
Но сэр Уинстон не считал ситуацию необратимой и надеялся переиграть её путем обострения противоречий между русскими и американцами. Этому немало способствовала скоропостижная и подозрительно своевременная смерть Рузвельта, считавшего послевоенный союз с СССР очень перспективным. Его преемник Трумэн — человечек с внешностью провинциального бухгалтера — подобных взглядов не разделял и, усевшись в Овальном кабинете, принялся деятельно разворачивать внешнеполитический курс США на 180 градусов.
Леонид Маринский
Источник: narpolit.ru
