Общество

«Откровения» секретаря Сталина

В России переиздана нашумевшая книга Бориса Бажанова.

1 января 1928 года через советско-персидскую границу перешел Борис Георгиевич Бажанов, который, появившись вскоре в Британской Индии, объявил себе «невозвращенцем». Подобных побегов было совершено немало в истории нашей страны. Один из первых был осуществлен Андреем Михайловичем Курбским, родившимся ровно за 400 лет до побега Бажанова. Воспоминания таких «невозвращенцев» издательство «Алгоритм» публикует в серии «Я предал Родину». На сей раз книга Б. Бажанова переиздана под заголовком «Я был секретарем Сталина».

Описывая в своем стихотворении «Василий Шибанов» реакцию литовцев на новость о прибытии в их стан Андрея Курбского, А.К. Толстой утверждал, что те пришли в «изумленье»: «И ходят их головы кругом: «Князь Курбский нам сделался другом». Схожей была и реакция у врагов СССР на появление Бориса Бажанова в Британской Индии. Хотя, в отличие от приближенного к Ивану Грозному Курбского, Бажанов не был князем, так как многое изменилось на Руси после 1917 года, он также занимал видное положение в Кремле, являясь помощником другого грозного московского правителя – И.В. Сталина. В сообщениях западных газет, вынесенных на первые страницы, подчеркивалось, что в течение пяти лет Борис Бажанов был секретарем Организационного бюро (Оргбюро), а затем секретарем Политического бюро (Политбюро) ЦК Российской коммунистической партии (большевиков).

Эксперты были уверены, что Бажанов привез с собой протоколы секретных заседаний Оргбюро и Политбюро, что он может поведать о беседах со всеми видными деятелями Кремля и теперь секреты большевизма и зловещие планы Советов станут известны британской разведке.

Однако что именно доставил Бажанов Лондону, осталось неизвестным. В своих же интервью и публикациях он сообщал в основном всем известные вещи. Поэтому откровения Бажанова не сильно заинтересовали ни тогдашних журналистов, ни последующих историков-кремленологов. Исаак Дейчер в своей биографии Сталина, опубликованной в 1949 г., сослался на Бажанова лишь один раз, когда тот так охарактеризовал личную жизнь своего шефа: «У этого страстного политика нет других пороков. Он не любит ни денег, ни удовольствий, ни спорт, ни женщин. Женщины, кроме его жены, не существуют». Американский советолог Роберт Таккер в своей дилогии о Сталине привел лишь слова Бажанова о попытках Зиновьева и Каменева использовать Сталина в борьбе против Троцкого.

В конце 1970-х на книжном рынке Запада появилась новая книга воспоминаний Бажанова. Ее автор утверждал, что, наконец, он может раскрыть подлинный механизм советской власти. Кроме того, Бажанов поведал о том, как в дни Зимней войны он консультировал фельдмаршала Г. Маннергейма, а накануне 22 июня 1941 г. давал советы теоретику третьего рейха, а затем и министру по делам восточных территорий Альфреду Розенбергу.

Однако – удивительное дело — книга не вызвала ажиотажа среди знатоков истории на Западе. Никто из тамошних историков не спешил цитировать ее автора. Для настороженного отношения к этой публикации были веские основания. Правда, не было причин сомневаться в правдивости сообщений о рождении Бажанова в 1900 году в Могилеве, его учебе в местной гимназии, с 1918 г. в Киевском университете, а затем с 1920 г. в Московском высшем техническом училище. Бажанов верно называет даты многие события тех лет (революции, Гражданская война, съезды и конференции Коммунистической партии) и имена видных деятелей тех лет. И все же с того момента, когда автор книги переходит к рассказу о том, как он достиг своего высокого положения, правдивость повествования начинает вызывать все больше сомнений.

По словам Бажанова, его движению к власти помог некий Александр Володарский, с которым он работал в начале 1922 года в МВТУ. Именно он посоветовал Бажанову выполнять вечерами канцелярскую работу для ЦК РКП(б). Вскоре Бажанов был взят на постоянную работу в аппарат ЦК заведующим орготделом ЦК Л.М. Кагановичем. Последний высоко оценил способности Бажанова, после того, как тот превратил устное выступление Кагановича в статью, опубликованную в журнале «Советское строительство».

Во время XI съезда РКП(б) (27 марта – 2 апреля 1922 г.) Каганович, как пишет Бажанов, поручил ему выправить стенографическую запись доклада В.И. Ленина. Бажанов хорошо справился с этим поручением. А в мае того же года Борис Бажанов в одиночку написал новый устав Коммунистической партии. Бажанов объяснял, что тогдашний устав «в основном имел тот вид, в каком он был принят в 1903 году. Он был немного изменен на VI съезде партии летом 1917 года. VIII партийная конференция 1919 года внесла тоже некоторые робкие изменения, но в общем устав, годный для подполья дореволюционного времени, совершенно не подходил для партии, находящейся у власти и чрезвычайно стеснял ее работу, не давая ясных и точных нужных форм».

Бажанов подробно и красочно передал свои разговоры с Л. М, Кагановичем, а затем с тогдашним секретарем ЦК РКП(б) В.М. Молотовым, которым изложил свой проект. Оба видных деятеля партии были поражены дерзостью молодого человека (Бажанову было тогда 22 года), но признали разумность его аргументов и нашли его проект устава замечательным.

 

Молотов провел Бажанова к Сталину, который за месяц до этого разговора был избран генеральным секретарем ЦК партии. Сталин также оказался очарован проектом устава, подготовленным Бажановым, а потому тут же позвонил по телефону Ленину.

 После недолгого разговора Ленин принял решение поставить вопрос о новом уставе на очередном заседании Политбюро.

Затем, как написано в книге, «с уставом пришлось возиться месяца два. Проект был разослан в местные организации с запросом их мнений, а в августе была созвана Всероссийская партийная конференция для принятия нового устава», который и был принят. После этого Бажанов стал секретарем Оргбюро ЦК партии, а затем — секретарем Политбюро и личным секретарем Сталина.

Все, кто в советское время изучал историю КПСС (а это были все, кто учился в высших учебных заведениях) и не забыл с тех пор ее полностью, могут без труда увидеть, что автор воспоминаний заметно исказил метаморфозы партийного устава. Во-первых, на VI съезде партии 1917 года и на VIII партийной конференции 1919 года были внесены не отдельные изменения в устав 1903 года, а всякий раз принимались новые партийные уставы. Во-вторых, решение об очередном новом уставе партии было принято не в мае 1922 года на Политбюро, а на XI съезде партии (март – апрель 1922 г.), о чем Бажанов умолчал.

Можно было бы решить, что эти отклонения от подлинной истории вызваны желанием Бажанова непомерно преувеличить свою роль в создании Устава. Однако сравнение воспоминаний Бажанова с другими фактами вызывают еще больше сомнений в их достоверности.

 До XI cъезда партии Каганович никак не мог поручать Бажанову писать за него статьи или «слушать и править» доклад Ленина на съезде, потому что в это время жил не в Москве и не работал в аппарате ЦК партии, а находился в Туркестане, где трудился в партийных учреждениях этого края.

 На этот съезд Каганович прибыл как делегат от Туркестана и лишь после съезда с апреля 1922 года стал работать в орготделе ЦК.

Еще больше сомнений вызывает упоминание Бажановым своего коллеги по МВТУ Саши Володарского, который направил его на работу в ЦК. Бажанов называет его «братом Володарского; питерского комиссара по делам печати, которого убил летом 1918 года рабочий Сергеев». Между тем, в то время всем было известно, что настоящая фамилия убитого комиссара Моисея Марковича Володарского была Гольдштейн. Стало быть, фамилия его брата также должна была быть Гольдштейн, а не Володарский. Как известно, псевдонимы революционеров не принимали их родные братья и сестры, иначе Дмитрий Ульянов был бы Дмитрием Лениным, а Мария Ульянова была бы Марией Лениной.

Многие реалии 20-х годов и события тех лет описаны так, что вызывают сомнения в том, что они отражают впечатления очевидца. В воспоминаниях Бажанова приведен отрывок из выступления Троцкого на «секретном заседании Политбюро» от 23 августа 1923 г., в котором оратор объявлял о приближающейся революции в Германии. Бажанов утверждал: «Политбюро ничуть не разделяло энтузиазма Троцкого,.. Действительно ли события в Германии стоят уже в повестке дня? Зиновьев этого совсем не думает». Далее Бажанов рассказал, как Зиновьев срывал планы Троцкого о развязывании революции в Германии.

На самом же деле еще в июне 1923 г. на пленуме Исполкома Коминтерна Зиновьев энергично поддержал германских коммунистов, исходивших из скорого начала победоносной революции в их стране. В письме Зиновьева Сталину от 31 июля 1923 г. (отрывки из него приведены в новой книге Юрия Жукова «Оборотная сторона НЭПа») утверждалось: «Кризис в Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава германской революции». Зиновьев предлагал снабжать «немецких коммунистов оружием в большом количестве» и мобилизовать «человек 50 наших лучших боевиков для постепенной отправки их в Германию».

Эйфории по поводу скорой революции в Германии не разделял лишь один член Политбюро – Сталин.

 В своем ответе Зиновьеву от 7 августа Сталин предрекал: «Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем случае». А в худшем случае – их разобьют вдребезги… По моему, немцев надо удерживать, а не поощрять».

 Помощник Сталина Бажанов не мог не знать о взглядах своего начальника, а также других членов Политбюро.

Еще больше сомнений в подлинности воспоминаний вызывает версия Бажанова о так называемом «тезисе о Клемансо». Бажанов писал: «На ноябрьском пленуме ЦК 1927 года, на котором Сталин предложил, в конце концов, исключить Троцкого из партии, Троцкий взял слово и, между прочим, сказал, обращаясь к группе Сталина…: «Вы – группа бездарных бюрократов. Если станет вопрос о судьбе советской страны, если произойдет война, вы будете совершенно бессильны организовать оборону страны и добиться победы. Тогда, когда враг будет в 100 километрах от Москвы, мы сделаем то, что сделал в свое время Клемансо, — мы свергнем бездарное правительство; но с той разницей, что Клемансо удовлетворился взятием власти, а мы, кроме того, расстреляем эту тупую банду ничтожных бюрократов, предавших революцию. Да, мы это сделаем. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но вы не смеете. А мы посмеем, так как это будет совершенно необходимым условием победы». Бажанов комментировал: «Конечно, в этом выступлении много и наивного, и непонимания Сталина, но как не снять шляпу перед этим выступлением?».

Однако выступления Троцкого на ноябрьском (1927 года) пленуме ЦК и ЦКК не было, так как он был исключен из состава ЦК уже в октябре 1927 года. На самом деле «тезис о Клемансо» был изложен Троцким в личном письме к Г.К. Орджоникидзе от 11 июля 1927 г. Рассуждая в нем о том, что такое «пораженчество» и что такое «оборончество», Троцкий объявлял, что пораженчеством можно называть лишь борьбу против правительства антагонистического класса. Для сравнения он приводил действия лидера французской радикальной партии Жоржа Клемансо во время Первой мировой войны. Хотя Клемансо представлял тот же класс, что и критикуемые им правительства, он требовал их отставки. Троцкий писал: «Несмотря на войну и военную цензуру, несмотря даже на то, что немцы стояли в 80 километрах от Парижа (Клемансо говорил, «именно поэтому»), он вел бешеную борьбу против мелкобуржуазной дряблости и нерешительности». Эта борьба увенчалась тем, что «группа Клемансо пришла к власти».

Разумеется, Троцкий проводил аналогию между ситуацией во Франции в Первую мировую войну и нынешним положением в СССР. Поэтому он заявлял, что «политическая линия невежественных и бессовестных шпаргальщиков должна быть выметена, как мусор, именно в интересах победы рабочего государства». Троцкий утверждал, что те, кто «выметут» этот «мусор» «никак не становится «пораженцем», а «является подлинным выразителем революционного оборончества: идейный мусор победы не дает!»

Эти высказывания Троцкого позволили Сталину в своей речи 1 августа на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) так их истолковать: «Что это за «мусор»? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства. Так вот, оказывается, что, когда враг подойдет на расстояние 80 километров к Кремлю, этот опереточный Клемансо будет заниматься не тем, чтобы оборонять СССР, а свержением нынешнего большинства партии. И это называется у него обороной!»

 Не было и обещания Троцкого расстрелять Сталина и его сторонников, не было и его насмешек над «неспособностью» Сталина расправиться с ним.

 На том же пленуме ЦК и ЦКК в августе 1927 года, проведя историческую аналогию между событиями в России после 1917 г. и французской революцией XVIII века, Троцкий утверждал, что в стране происходит термидорианское перерождение, а Сталин и его сторонники – это «термидорианцы», готовые уничтожить «подлинных революционеров», таких как Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие. Троцкий с издевкой спрашивал члена ЦКК А.А. Сольца: «По какой главе Сольц собирается нас расстреливать?»

Слова «термидор» и «Клемансо» постоянно повторялись на многолюдных собраниях во второй половине 1927 года в ходе происходившей тогда внутрипартийной дискуссии. Очевидец этих событий И. Дейчер считал, что троцкисты и зиновьевцы обрекли себя на поражение тем, что в то время как сталинское руководство страны объявило о популярной мере – введение 7-часового рабочего дня по случаю 10-летия Октябрьской революции, его противники продолжали на собраниях твердить об угрозе «термидора» и объяснять, что имел в виду Троцкий, говоря о Клемансо.

Путаться в том, какую позицию занимали Троцкий и Зиновьев в 1923 году относительно германской революции, при каких обстоятельствах прозвучали в 1927 года в СССР «тезис о Кдемансо» и обвинение в «термидоре», не мог человек, вращавшийся тогда в советских партийных верхах. Это подобно тому, что депутат Верховного Совета России начала 90-х годов стал бы утверждать, будто в августе 1991 году Ельцин из танка расстреливал Белый дом, а Горбачев в октябре 1993 года был арестован вместе с Янаевым и Руцким. Подобные ошибки мог бы сделать лишь человек, не живший в то время в Москве.

Уверенность в том, что сочинение Бажанова – это фантазия в стиле Хлестакова возрастает по мере того, как автор увлеченно описывает рост своего влияния на формирование советской политики. По словам Бажанова, обнаружив его необыкновенные способности, Сталин начал перекладывать на него свои собственные обязанности. Бажанов писал: «В первые дни моей работы со Сталиным я все время ходил к нему за директивами. Вскоре я убедился, что делать это совершенно незачем – все это его не интересовало. «А как вы думаете, надо сделать? Так? Ага, ну так и делайте». Я очень быстро к этому привык, видел, что можно прекрасно обойтись без того, чтоб его зря тревожить и начал проявлять всяческую инициативу».

Бажанов писал: «Я постепенно дошёл до того, что в сущности начал выполнять то, что должен делать Сталин. — указывать руководителям ведомств, что вопрос недостаточно согласован с другими ведомствами, что вместо того, чтобы его зря вносить на Политбюро, надо сначала сделать то-то и то-то, давал дельные советы, сберегавшие время и работу, и не только по форме, но и сути движения всяких государственных дел. Ко мне обращались всё чаще и чаще. В конце концов, я понял, что явно превышаю свои полномочия и делаю то, что по существу должен был делать генсек ЦК».

Чем же был занят Сталин, перекладывавший на Бажанова бремя собственных дел? Автор воспоминаний рассказал об этом в яркой сцене. Однажды Бажанов зашёл в кабинет Сталина и застал его «говорящим по одному телефону. Точнее, не говорящим, а слушающим». Почему-то в считанные секунды Бажанов догадался, что Сталин подслушивает чужой разговор с помощью специального устройства. Автор писал: «Сталин поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза тяжёлым пристальным взглядом. Понимаю ли я, что открыл?… Конечно, понимаю, и Сталин это видит…

 Понятно, что за малейшее лишнее слово по поводу этого секрета Сталин уничтожит меня мгновенно. Я смотрю тоже Сталину прямо в глаза. Мы ничего не говорим, но всё понятно и без слов…

 Думаю, Сталин решил, что я буду хранить его секрет».

Вскоре Бажанов якобы узнал о том, что специальное устройство, которое позволяло Сталину подслушивать разговоры Троцкого, Зиновьева, Каменева и других членов Политбюро по телефону, было сооружено неким «чехословацким коммунистом, специалистом по автоматической телефонии». «Как только установка была закончена и успешно заработала», секретарь Сталина «Каннер позвонил в ГПУ Ягоде и сообщил от имени Сталина, что Политбюро получило от чехословацкой компартии точные данные и доказательства, что чехословацкий техник — шпион. Зная это, ему дали закончить его работу по установке автоматической станции, но теперь его надлежит немедленно арестовать и расстрелять». Так якобы и произошло.

Даже если предположить, что Сталин на самом деле подслушивал чужие телефонные разговоры и решил уничтожить создателя сложного устройства, то следует учесть, что в 1923 году ОГПУ возглавлял не Генрих Ягода, а Феликс Дзержинский, остававшийся во главе этой организации вплоть до своей смерти в 1926 года. Поскольку Дзержинский был полновластным руководителем ОГПУ, Сталин не мог действовать через его голову, да ещё в таком сомнительном деле, и обращаться к Ягоде, который лишь недавно пришёл на работу в ОГПУ из системы внешторга.

 К тому же, в отличие от 1937 года, в 20-х годах аресты коммунистов производились в единичных случаях. После Гражданской войны в 20-х годах не было случаев расстрелов коммунистов.

 Тогда было немыслимо представить себе арест и расстрел иностранного коммуниста. Кроме того, вызывает сомнения техническая возможность создания описанного в книге устройства для подслушивания телефонных разговоров, так как автоматические телефонные линии возникли позже.

И опять-таки даже, если принять слова автора за чистую монету, неясно: почему Сталин пощадил Бажанова, но не чехословацкого коммуниста.

Уверенность в том, что «мемуары Бажанова» — это беззастенчивое вранье усиливается во время чтения последних глав книги, посвящённых побегу Бажанова из СССР. В книге говорится, что Бажанову под предлогом охоты удалось перейти в Туркмении советско-персидскую границу 1 января 1928 года, поскольку «вся застава была пьяна». (Кажется, что автор книги, вышедшей в свет в 70-х годах черпал свои представления о пограничной заставе в Туркмении по популярному в те годы фильму «Белое солнце пустыни».) Правда, Бажанов был под постоянным надзором сопровождавшего его чекиста Максимова. Но Бажанов якобы перехитрил своего охранника и завёл его в Персию, а затем убедил идти с ним дальше.

Затем Бажанов, не зная ни слова по-персидски, сумел не раз перехитрить местное начальство, а заодно гнавшихся за ним по Персии чекистов и доехать до границы с Британской Индией. Тут Бажанов непонятно на каком языке «разговорился» с людьми из племени белуджей, которые снарядили ему караван. Объясняя, как Бажанов оплачивал свои поездки по Персии и Британской Индии, автор сообщал: «Когда мы покинули советский рай, у нас не было ни гроша денег, и до сих пор все путешествия шли за счет его величества шаха, а с этого момента – за счет его грациозного величества английского короля. По крайней мере, ни я, ни вождь племени не имели на этот счет никаких сомнений».

Путешествие двух беглецов на верблюдах по Белуджистану подозрительно напоминает рассказ о том, как Бендер и Корейко ехали через Казахстан. Рассказ же о том, как Бажанов советовал в июне 1941 года Альфреду Розенбергу не воевать с русским народом и предупреждал теоретика третьего рейха о том, что Германию ждет неминуемое поражение, напоминает байку генерала Епанчина о том, как он в возрасте десяти лет давал в 1812 году совет Наполеону покинуть Россию и помириться с русским народом.

 И всё-таки несмотря на сходство с некоторыми отрывками из российских литературных произведений, многие слова и обороты в книге «русского Бажанова» наводят на мысли об её иностранном происхождении.

 Явным переводом с чужого языка (и плохим переводом) является фраза «заговор белых халатов» (смешаны слова о «заговоре кремлевских врачей» и «убийцах в белых халатах»). Явно ошибочной выглядит фраза о событиях в январе 1925 г.: «Сталин уговаривал пленум не только не исключать Троцкого из партии, но поставить его и членом ЦК, и членом Политбюро»). В то время Троцкий был членом ЦК и Политбюро и не было нужды его туда «поставить». О низком культурном уровне автора книги свидетельствуют также искажения имен известных исторических фигур. Так всемирно известный создатель научных основ фортификационных сооружений маршал Франции Себастьен де Вобан назван «Бобаном».

Не исключено, что родным языком для автора являлся английский, которым не владел Бажанов. Некоторые фразы выглядят грубой калькой с английского. Например, приведённые выше слова «грациозное величество» применительно к английскому королю, вызывают подозрение, что здесь переводчик прибег к побуквенному переложению на русский язык английского слова «gracious». А это слово по-русски означает не «грациозный», а «добрый», «милосердный», «милостивый». Последнее значение лучше всего использовать в данном контексте, так как речь идёт о «милостивом» монархе, по «милости» которого (а не по причине его «грациозности») «Бажанов» путешествовал по Индии.

Калькой с английского скорее всего является и фраза: «лейтенанты Сталина». Поскольку в тексте имеются в виду не офицеры армии, а «помощники Сталина», видимо автор в оригинале употребил обычные для англоговорящих людей слова «Stalin’s lieutenants». («Lieutenant» означает не только «лейтенант», но и «помощник».) Плохим переводом с английского является и фраза «имел привилегию слушать». Обычную для англоговорящих людей фразу «had a privilege to listen» лучше было бы перевести «ему довелось слушать», чтобы она не выдавала английского происхождения. Фраза, в которой говорится, что деятельность Троцкого в качестве наркома путей сообщений (он на самом деле никогда не занимал этот пост) «ничего не дает, кроме конфуза», на английском языке возможно звучала так: «produces nothing except confusion». А поскольку слово «confusion» на английском языке означает не «конфуз», а «путаница» или «беспорядок», то фразу следует перевести: «из этого ничего не получается, кроме путаницы». Речь шла именно о «путанице» в делах, которая, по утверждению автора, последовала вследствие неумелых действий Троцкого.

Скорее всего, «мемуары Бажанова» были сочинены коллегами тех, кто наводнил книжный рынок еще полвека назад фальшивыми воспоминаниями, приписанных советским авторам. Возможно, «мемуары» были сфабрикованы в советологических кругах США или Великобритании и не лучшими специалистами, а теми, кто лишь поверхностно и понаслышке узнал кое-что об СССР и её истории.

Нет сомнений и в том, что видные советологи знали про поделки своих коллег-халтурщиков и поэтому на Западе книга Бажанова не была востребована. К тому времени там уже знали многие подобные изделия.

 Ещё в 1955 году за рубежом были опубликованы вымышленные «Заметки для дневника» наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова («Notes for a Journal»). В 1965 годы были изданы фальшивые «Материалы Олега Пеньковского» («The Penkovsky Papers»).

 В 1973 году были изданы сфабрикованные «Материалы Лаврентия Берии» («The Beria Papers»).

В 90-х годах в нашей стране большим тиражом была выпущена книжка «Исповедь любовницы Сталина». Утверждалось, что некий Леонард Гендлин обработал воспоминания певицы Большого театра В.А. Давыдовой. С первых же страниц книжки, на которых утверждается, что весной 1932 года в правительственной ложе Большого театра вместе со Сталиным и другими членами Политбюро находились Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков (к этому времени исключенные из партийного руководства, а потому не допускавшиеся в правительственные ложи), ясно, что её автор понятия не имеет об истории страны. Когда же героиня книги «зарывается в песок» на пляже в Сочи, ясно, что автор не в ладах и с географией страны, так как очевидно, что он слыхом не слыхал про пляжи из гальки этого южного города.

В конце книжки появлялись русские сани, на которых Маленков в середине 30-х годов увозил примадонну Большого театра от домогавшихся её любви поэта Пастернака, писателя Пильняка, прокурора СССР Вышинского, маршала Тухачевского, шефа ОГПУ Ягоды, а также Зиновьева, Берии и Сталина. Поездка на санях под звон бубенцов по заснеженной дороге создавали впечатление, что книжка сочинялась на основе представлений о России, рождённых из беглого знакомства с русскими романсами XIX века и ещё более беглого знакомства со справочником о видных фигурах в СССР в ХХ веке.

 Лишь упадком исторических знаний и готовностью ряда людей в нашей стране поверить примитивному вранью можно объяснить популярность подобных фальшивок. Их чтение лишь усугубляет деградацию исторического сознания.

 Поэтому надпись на книжке «Я предал Родину», которая помещена издательством «Алгоритм», недостаточна. На подобных сочинениях следует писать, что они чрезвычайно опасны для интеллектуального и духовного здоровья людей.

Юрий Емельянов

Источник: stoletie.ru

Leave a Comment