За два года до начала Революции Достоинства известный украинский историк, профессор из Львова заявил: с украинской идентичностью у нас нет больших проблем, потому что статистика показывает, что большинство украинцев поддерживает независимость. Проблема в том, что в этой идентичности ничто не меняется, не превращается в современные и постмодернистские реалии, не трансформируется в новую систему ценностей, а поэтому в Украине невозможны настоящие реформы.
Незадолго до этого не менее известная киевская профессор, автор целого ряда исторических монографий, подчеркнула: «Украина в советское время не была колонией или порабощенной территорией, поэтому в формировании СССР она сыграла едва ли не основную роль». Советская Украина была соучастником функционирования большевистской системы как в ее положительных (массовое образование, индустриализация и т.д.), так и в преступных проявлениях — репрессиях, коллективизации, Голодоморе; в Украине в те времена действовала не советская власть, а «радянська влада», которую строили «наши» — Затонский, Скрипник, Мануильский и иже с ними.
А буквально за три месяца до начала революционных событий тоже весьма известный и у нас, и за рубежом столичный интеллектуал опубликовал текст, в котором утверждал, что в течение десятилетия Партия регионов (с помощью московских политтехнологов) идеологически и политически довершила процесс формирования в Украине альтернативной украинской национальной идентичности — в аутентичном дискурсе «укрáинской». При этом автор текста опирался на исследования американца Стивена Шульмана и называл упрощенными оценки этого сообщества как «неосоветского», «малороссийского» или «креольского», ведь оптимальным является здесь введенный американцем термин «украинская восточнославянская идентичность». Более того, эта идентичность, оказывается, только имплицитно впитала в себя российско-советскую мифологию и исходит из идеи «славянского братства», а едва ли не всем остальным — языком, этничностью, украинским патриотизмом и даже политическими преференциями — ее носители могут не отличаться от носителей украинской «эмансипированной» идентичности.
И все бы вроде ничего, как говорится, поговорили и разошлись, если бы не наступили действительно бурные, героические и трагические революционные события, если бы не началось российское вторжение, а потом — война на востоке Украины. Поэтому выяснилось (и очень быстро, считайте, едва ли не сразу), что, во-первых, указанные постмодернистские и постпостмодернисткие концепции украинской действительности и прошлого (а я назвал далеко не все) не стыкуются с самой этой действительностью; во-вторых, что вроде бы абстрактные теоретико-исторические схемы могут дезориентировать конкретно практические действия; в-третьих, что такая дезориентация, если она осуществлена известными и авторитетными в интеллектуальной среде деятелями, приводит к трагическим последствиям, к смерти и разрушениям.
Вспомните, сколько было крика в определенных интеллигентских кругах, когда в прошлом году начался «ленинопад»! Мол, это наша, украинская, история, от нее нельзя отказываться, нельзя вести себя как вандалы и пр. А что наглядно доказала практика? Там, где нет монументов Ленину — там нет и Путина с его холопами. Оно и не удивительно: ведь Ленин давно превратился из символа «пролетарского интернационализма» и «освобождения угнетенных народов» в еще одного «великого вождя» России, «собирателя русских земель» и едва ли не первейшего борца с «украинским буржуазным национализмом». Такую же символическую нагрузку несут и монументы другим большевистским вождям родом из Украины или связанным с ней. Но, похоже, какое-то число участников Евромайдана поверило пани профессору (а ее книги читало немало образованного люда) — и вовремя не сняли кумиров, считая советскую власть и ее вождей «своими», «нашими», внутренними факторами украинской истории…
Ну а об отсутствии проблем с украинской идентичностью… Надо ли лишний раз напоминать о том, что эти проблемы существуют, и не только на Донбассе? Да, действительно, подавляющее число граждан Украины и в 2011 году поддерживало, тем более сейчас поддерживает независимость Украины. Но, во-первых, ранее часть сторонников независимости видела Украинское государство в ЕЭП и ЕврАзЭС, в тесном сотрудничестве с Россией и в конфронтации с Европой. Во-вторых, решающего преимущества сторонники независимости не имели, а в некоторых регионах их было заметно меньше половины населения. Так вправе ли ученый говорить об отсутствии больших проблем с украинской идентичностью, если более 10 млн номинальных граждан Украины не отождествляли себя с украинским государством? И с какой стати профессор из Львова рассказывал о якобы очевидном отсутствии трансформации системы ценностей за два года до Революции Достоинства? Но кто в 2011 году поверил известному историку — и тем на время укрепилась стабильность режима Януковича, не так ли?
И, наконец, о мифической «украинской восточнославянской идентичности». Здесь, видимо, кто-то тоже поверил известному интеллектуалу, мол, они там, все эти Захарченко-Бородаи, такие же, как и мы, с ними надо договариваться и жить дружно. Но вопреки утверждениям, что это «такие же украинские патриоты», деятели новоявленной «русской весны» почему-то сорвали государственные флаги Украины, развесили вместо них сначала российские флаги, а потом вместе с ними — срочно вымышленных «ДНР» и «ЛНР», и начали вычищать с захваченного ими региона все украинское — язык, культуру, СМИ, законы и традиции… Ну а главное — если существует такая «украинская восточнославянская идентичность», то есть уже появилось соответствующее национальное сообщество, значит, оно имеет право на самоопределение и значительный кусок Украины. Не знаю, действительно ли американский эксперт Шульман принадлежит к когорте путинской агентуры в интеллектуальных кругах Запада, или же он просто «полезный идиот», объективно работающий на Кремль, но своими рассуждениями он заранее готовил «теоретическое обоснование» экспансии России на востоке Украины — и не только на Донбассе. Впрочем, эта «теория» — откровенная чушь. Ведь за какое-то десятилетие никакая Партия регионов с ее финансовыми ресурсами не сформирует национальную идентичность. Это дело значительно более продолжительное и требует не политического манипулирования со стороны кремлевских политтехнологов, а совсем других вещей. Максимум, на что способны эти политтехнологи с поставленной им на службу пропагандистской машиной Кремля, — это возродить и усилить советские и российско-имперские традиции, существовавшие во времена СССР. Как мы видим, именно это и было сделано. А мифическая «украинская восточнославянская идентичность» существовала и существует только в головах нескольких интеллектуалов Донбасса и Причерноморья, и то — думаю, под впечатлением от тех трагедий, которые произошли за последний год, часть «восточнославян» отказалась от своих грез.
Что ж, на этом можно было бы поставить точку, если бы указанные персонажи (и подобные им) извинились за допущенные ими концептуальные ошибки и стали на более реалистические позиции. Но… Тот интеллектуал, который рассказывал об «украинской восточнославянской идентичности», ныне рассказывает Западу — мол, две трети украинцев являются четко антисоветскими, но одна треть — просоветской, тогда как в этнической группе россиян Украины пропорции прямо обратные. Но социологические опросы по комплекту данных показывают другое — антисоветскую и проевропейскую позицию занимает почти 2/3 всех граждан Украины, при этом просоветскими являются приблизительно 1/5 граждан, а еще 1/5 — «это болото», политически и идеологически пассивное. И среди этнических россиян с украинскими паспортами большинство уже не просоветское, хотя «болота» там побольше, чем среди других этнических групп. Зачем же продуцировать упрощенные, более того — откровенно неточные утверждения об Украине и распространять их не только среди украинцев, но и в Европе?
Впрочем, распространение неточных данных — не самая большая беда. Куда хуже то, что, скажем, упомянутый львовский профессор выступил в европейской прессе с доносом на директора Института национальной памяти и Президента Украины. Мол, новый директор этого Института имеет очень сомнительные научные знания, а его назначение — «покупка» президентом поддержки со стороны националистов. Вспомним, что в леволиберальной европейской традиции с подачи публицистов Коминтерна понятие «национализм» соизмеримо с понятием «нацизм» (хотя, с точки зрения науки, это откровенная ерунда, ведь нацизм является разновидностью тоталитарного социализма, но…), поэтому речь идет об откровенной игре против Украины на стороне Путина. Более того, как основу примирения всех граждан Украины этот историк предлагает… «историческую амнезию». Мол, государство не должно высказываться ни «за», ни «против» Бандеры или Голодомора — государство здесь должно быть нейтральным. Максимум, что оно должна делать — это с помощью полиции отвлекать столкновения между «конфликтующими сторонами», то есть противниками и сторонниками независимости. Именно благодаря такой «амнезии» государство сможет выиграть время, чтобы провести реформы, утверждает львовский профессор. Интересно, а договорился ли он уже с Путиным о прекращении массированной кремлевской пропаганды и отзыве российской агентуры (в том числе и из идеологического цеха) из Украины? И неужели Украинское государство должно быть одинаково лояльным и к противникам своего существования (а они, как известно, не в последнюю очередь обосновывают свою позицию ссылками на историческую мифологию), и к своим сторонникам, которые одновременно являются и главной опорой реформ? И какими при этом должны быть силовые структуры? Тоже полностью охваченными «исторической амнезией», то есть готовыми за деньги служить кому угодно?
И вообще — нормальная национальная жизнь невозможна без того, чтобы иметь общее (хотя бы в главных чертах) видение своего прошлого, свои традиции и ритуалы, свои святыни и места памяти, собственный пантеон героев, которые «подарили» нации образцы поведения, свой кодекс чести, собственное внутреннее время и исторический календарь со своими праздниками и поминальными днями, общую систему нравственных ценностей, с помощью которых оцениваются те или иные события прошлого, а еще и запечатленную в искусстве панораму развития своего сообщества, его взаимодействия с другими народами, взлетов и падений на перекрестках цивилизации и т. д. Память национальная состоит из индивидуальных сегментов, хотя и не сводится к ним (ведь и этические нормы, и художественные произведения, и пантеоны в честь погибших в бою за Родину — это вещи сверхиндивидуальные, однако без них историческая память не существует). Собственно, такая память — это не только то, что ты помнишь лично: это — опыт всего твоего народа, перешедший к тебе в объективированных формах. Поэтому, перефразируя известное выражение, можно сказать: скажите, какая у этой нации историческая память (и есть ли она вообще), и я скажу, жизнеспособна эта нация или нет. Кстати: иногда говорят, что у американцев на момент провозглашения независимости не было собственной исторической памяти. На самом деле — была. Речь шла о полутора столетиях построения общества, свободного от феодального гнета, где все налогоплательщики были юридически равными. Далее же эстафету подхватили такие писатели, как Фенимор Купер, который сам определял цель своих исторических романов коротко и понятно: формирование нации. А можете ли вы представить Голливуд без обращения к историческим сюжетам?
Одним словом, все мы — и известные политики, и рядовые граждане — живем в историческом времени и пространстве, в хронотопе национального бытия. И очень печально, что некоторые известные историки пытаются этот хронотоп расшатать или разрушить во имя каких-то непонятных «простым смертным» идей. Впрочем, последний год, помимо всего прочего, расставил многое по своим местам и прояснил, кто есть кто на самом деле — несмотря на титулы, ученые звания и зарубежные публикации.
Сергей Грабовский
Источник: day.kiev.ua
